Шамони. Долины и вершины мировой культуры

– Гена, расскажи, как ты сюда попал?

Мы с русским художником Геннадием Пылаевым пьем чай в гостиной дома Аньес и Дэни Дюкроз, чья фамилия в церковных книгах Шамони прослеживается от основания этого горного французского городка, приютившегося в сени Монблана между итальянской и швейцарской границ.

И снег падает за окном символом безвременья. Пройдя по горным хребтам, снег оседает на полотнах Пылаева, кисти которого предпочитают белую краску всем прочим. Белые облака на белых вершинах… Белым бело, как в мечтах Казимира.

Оставить следы на снегу, все равно, что мазки на белоснежном грунте полотна – значит, начать историю заново. За окном XXI-й век. А у нас с Пылаевым – «Серебряный». Не политические фигуры, и не экономические проблемы обсуждаются в доме Дюкроз, а дела Пастернака, Цветаевой, Рильке, здесь на склонах Монблана, оставивших свой легкий след. Есть, есть среди альпийских троп и русская тропинка. Французы ее берегут. Вот еще один русский художник привозит в Шамони свои полотна.

– Как я сюда попал? Ну-у-у, это давняя история. Начиналась она заурядным образом. В начале 1990-х годов стою я, значит, на Арбате, картины продаю. Погода мерзкая, денег нет, есть хочу. И тут подходит ко мне человек, и предлагает работу на условиях, которые мне и присниться не могли. Нужно, дескать, поехать во Францию, расписать некий шкаф в старорусском стиле. Полное содержание, оплата транспортных и прочих организационных расходов, еще и денег каких-то заплатить обещали. Попросили образы моих работ, все быстро согласовали, и вот я лечу во Францию. Заказчик – удивительный человек, с невероятными пробивными способностями. Если он чего решил, то так оно и будет. Я когда его увидел, подумал, что он – военный. Оказалось – альпинист. Пока работал, целый месяц жил в его доме. Кто там только кроме меня еще не жил! Народ собирался отовсюду, говорящий на разных языках. Однажды туда зашла Аньес. Так мы и познакомились с ней и с Дэни.

Дедушка Дэни Амбруаз Дюкроз до старости работал гидом, и сопровождал на вершину Монблана всех, желающих на нее взойти. После восхождения клиент мог оставить заметку в его дневнике. Очевидно, книжка, формата с записную, не раз побывала на Монблане, но страницы сохранились отлично, чему способствовал особенный переплет. Сделанная из простой толстой кожи, обложка как бы пеленает тетрадный блок. Разматываю кожаный шнурок, разворачиваю, листаю… Блокнот горного гида сам по себе – вершина, на которой сходятся тропы человеческих судеб; восходители разных стран оставили в нем записи на своих родных языках. Вот некто Гавронский оставил свое впечатление на русском.

Из путевого дневника. Восхождение на Монблан
«За время от 2-го до 5-го января 1913 года я совершил с Ducroz Ambroise восхождение на Mont Blanc. Вследствии глубокого снега и вследствии довольно сильного холода восхождение это было крайне трудным. Особенно трудным было то, что весь третий этап восхождения на самую вершину, пришлось произвести без всякой пищи и без питья так как кроме коньяка все замерзло. Погода была все время великолепная и ветра не было совершенно.
Своим проводником Ducroz Ambroise я остался очень доволен. Он обладает громадной силой и неистощимой выносливостью. Я очень рекомендую его, особенно для больших путешествий. Кроме того, он оказался великолепным поваром.
Д. Гавронский»

– Дэни, ты хорошо помнишь своего дедушку?

– Конечно. Я застал его подростком. У меня остались весьма эмоциональные впечатления о нем. В последние годы жизни он уже не мог ходить, все время сидел, но как! В своем кресле он восседал словно на троне, такой важный и величественный, с белой бородой по грудь, и сам он был огромный, два метра ростом. Очень сильное впечатление производил, для детского воображения. Но со мной он никогда не говорил о горах. Никогда.

Дедушка Дэни сопровождал русского альпиниста Гавронского на Монблан, а сегодня сам Дэни сопровождает меня при спуске по знаменитой Белой Долине. Он, как и его дед, настоящий горный гид, без которого ходить в большие горы и опасно, и непродуктивно. Просто пройдешь мимо многого, не заметив главного. Не говоря уже о том, что гид тебя безопасно проведет и по трещинам в леднике, и нетронутый склон выберет, чтобы ты не по чужим трекам катился, а свой собственный «автограф» на снежной целине оставил. Начали мы спуск, как и все, с Эгюй дю Миди – вершины напротив Монблана.

– На Монблан летом мы ходим либо отсюда, либо с другой стороны, по более продолжительному маршруту, с ночлегом на склоне. А отсюда до его вершины – шесть часов.

Но сегодня нам с Эгюй дю Миди путь не вверх, а в низ. Прежде, чем встать на лыжи, нужно пройти до относительно пологой площадке по крутому и узкому «лезвию» надутого ветром снежного гребня. По обе стороны тропинки, шириной в длину ботинка – почти вертикальные обрывы. Чтобы пройти и не сорваться, нужно обуться в «кошки», надеть альпинистскую обвязку и следовать в связке с гидом. Если что, он удержит. Но скольких человек сможет удержать один гид? Поэтому с одним проводником идет группа не более, чем из четырех лыжников.

– Так гораздо лучше, поскольку оперативнее. Большие группы неповоротливы, все постоянно друг друга ждут и успевают увидеть меньше.

Мы снимаем «кошки» и встегиваемся в лыжи.

– Поехали?

– Главное, что ты должен усвоить, это то, что нужно быть готовым к снегу любого качества – пушистому, зафирнованному, голому льду. В больших горах оно так. Каким маршрутом поедем?

– Самым интересным. Таким, чтобы увидеть побольше разных объектов типа трещин.

– Этого добра ты здесь увидишь во множестве. Есть два маршрута – классический, пологий и длинный, и тот который покруче. Он покороче, но зато и поинтереснее. Думаю, им и поедем.

И мы поехали. Что про это можно написать? Пейзаж? Горный пейзаж – это абсолют всех пейзажей. Собственное состояние? Это смешение всех эмоциональных состояний – восторг и покой, тревога и эйфория, невесомость полета и тяготение падения, отрешенность созерцателя и собранность спортсмена. Родившийся в Шамони, испытывает несколько другие чувства. И, парадоксальным образом, аналогичные твоим собственным.

– Я обожаю места типа этих, – скзал Дэни. – Это мой первый спуск по «Белой долине» в этом году.

– Это мой первый спуск здесь вообще. Надеюсь, что не последний. Какой пейзаж здесь летом? Трава?

– Лед.

Весь спуск, на всем своем протяжении от 15 до 22 километров, в зависимости от уровня снега в нижней части, проходит по гигантскому леднику. Он так и называется Giants Glacier, переходящий в своей средней части в Mer de Glace. Сто лет назад его уровень был более, чем на сто метров выше современного. Это к вопросу о глобальном потеплении.

– Дэни, а ты заметил какие-либо изменения уровня ледника на протяжении собственной жизни? Начиная с начала твоей карьеры гида и по сей день?

– Конечно! Еще бы не заметить! Когда я тридцать лет тому назад начал работать горным гидом, дорога пешком от края ледника в чаше Белой Долины до кромки леса занимала всего пять минут. Сегодня – почти час. Это дорога вверх, потому, что ледник тает и его уровень опускается на дно долины. Смотри! И показал на противоположный склон каньона. Где-то примерно по его середине, на высоте метров 100-130 проходила ровная белая полоса.

– Эта полоса – прежняя граница ледника. Видишь, как много льда утекло меньше чем за сто лет, и треть из того – на моих глазах.

Если бы мы спускались бы после мощного снегопада, то спустились бы до самого Шамони на лыжах. А так – кругом сплошные камни. Поэтому, не доезжая пяти километров, мы останавливаемся. Приехали. Поднимаемся сто метров вверх по специально устроенной лестнице и оказываемся у крайней станции железной дороги, точнее, одноколейной линии горного трамвая Монтенвер. Он умеет карабкаться по таким крутым склонам, что сами по себе традиционный круглые колеса поезда не справляются, и его затаскивает наверх зубчатая трансмиссия.

– Давно ее построили?

– В этом году – ровно сто летний юбилей.

– Для чего строили-то?

– Как для чего? Деньги делать. Возили людей смотреть на ледник, который тогда был прямо перед поездом, как это видно на старых фотографиях.

– Интересно, столько тогда стоил билет на Монтенвер?

– Хороший вопрос. Действительно, интересна его цена по сравнению с другими предметами, на фоне общей покупательной способности.

В дни новогодних праздников в Шамони русская речь слышна едва ли не чаще, чем французская, причем не только в городе, но и в горах. Уже два года русские альпинисты приезжают в Шамони, чтобы встретить Новый год на вершине Монблана, а весной, в мае и начале июня, альпинисты-лыжники совершают с этой Axis Mundi, («Мировой оси» – лат.) мирового альпинизма восхитительные спуски, расписываясь кантами на снегу в любви к своему миру.

Традиция русского альпинизма, активно развивавшаяся в конце XIX века и прерванная коллизиями века XX-го, начала возрождаться лишь в наши дни.

В Шамони ты словно погружаешься в эпоху «золотого века», к истокам горного туризма, с ее непередаваемой атмосферой альпийского братства, которая, к сожалению, все большая и большая редкость. Есть у современного туризма и оборотная сторона, огорчающая шамонийцев, все еще живущих своими высоко-горними ценностями.

– Я современный туризм просто-таки ненавижу, – сокрушается Дэни. – В нем исчезают человеческие отношения. За все заплати. За парковку – плати! Мы уже платим за присутствие своего тела в пространстве. Скоро будем платить за право дышать воздухом.

– Уже платим. Прилетая из Москвы в Альпы, оплачивая наши туры, мы платим, в том числе и за право дышать нормальным (!) для легких воздухом.

– Да-да. А еще у моих родителей был дом-шале, на чердаке которого, как это здесь принято, был сеновал. И там постоянно жили какие-то люди, путешественники или бой-скауты. Жили просто так, за «спасибо». Никому в голову не приходило брать с них какие-то деньги. И никто не боялся, что они, к примеру, закурят на сене и дом подожгут. А теперь поди, постучи в любой дом. Ну, разве что Аньес тебя пустит. А так – уже все. Если тебе нужен ночлег – ступай в отель. Если ты голоден – иди в ресторан… Не тот Шамони стал, не тот.

О, времена, о нравы, – вечная тема для человеческих переживаний. Уже в письмах из Древнего Шумера современники жаловались друг-другу: «Не тот Шумер стал, не тот».

– Ну, каким он нам достался, таким мы его и любим.

Есть за что любить... На самом деле, мы все живем в счастливое время – время восстановления, прерванных почти сто лет назад, культурных связей, из ниточек которых и соткан орнамент мировой культуры. Ниточки эти весь двадцатый век с треском рвали уродыполитики, а нам выпало связывать их обратно в гармоничный узор. Да, восстанавливаются они не сами собой, и не благодаря политиками, партиям и правительствам, но благодаря нам с вами – обычным путешественникам, да еще благодаря таким людям, как Аньес и Дэни.

Итак, в условиях земного тяготения любое возвращение имеет единственное направление: не вниз, а вверх. Потому что возвращение – это всегда вопреки. Потому что все, что движется снизу вверх, по какой из траекторий оно не перемещалось бы, неизбежно встречается на вершине. Так строчки Иосифа Бродского, еще одного русского поэта-экстремала, программируют память на возвращение:

…Дождливые и ветреные дни
таращатся с Олимпа на четверг.
Но сердце, как инструктор в Шамони,
усиленно карабкается вверх.

Офис по туризму Шамони Монблан
info@chamonix-montblanc.ru
www.chamonix-montblanc.ru